Роман — погружение
Глава 1. Встреча
Глава 2. Люблю
Глава 3. Наше время
Глава 4. Музыкант
Глава 5. Свобода
Глава 1. Встреча
Я спала. Долго. Я была нигде. Моя человеческая часть занималась своими делами. А я спала. Помню, несколько раз меня пытались разбудить, достать из этого «нигде», звали, но я спала. И вдруг что-то качнулось, и что-то проснулось, где-то там, в бытии. Появился смысл. Нужно быть, будет событие, будет новое, будет важное, будет Жизнь – нужно быть. И появилась я.
***
Я появилась интересная. Красивое тело, легко двигаться. Элегантное, но не соответствующее времени и моде платье, больше средневековое, похожее на мантию, переливающееся разными цветами от темно-зеленого до золотого. Странно, что люди не обращали внимания на мой наряд. Ах, да – люди видят меня такой, какой хотят. А вот «волки» видят больше. И они видели меня. Я шла к их «стае».
Я всегда восхищалась «волками». Их живой свежей силой, волей, интеллектом, «волки» – лучшее, что случилось с человечеством за все время его существования. Для меня они были надеждой людей. И их становилось все больше.
Но сейчас… нет, это была не просто надежда, это был радостный трепет ребенка перед новогодним чудом. И чем ближе я подходила, тем легче мне было идти, я шла правильно, каждый шаг мой был еще и еще более правильным действием, каждый шаг приближал к важному, наполнял энергией, смыслом. И я уже не шла, а летела. Вырастали крылья, я прятала их за свой ранее увиденный образ — под мантию. Ну не пугать же людей! Я наполнялась такой смелой силой, что едва сдерживала свое танцующее тело, стараясь держаться в рамках приличной походки.
«Волки» стояли на открытой террасе большого квадратного особняка. Дом был сложен из темного, почти черного дерева, стены, крыша, терраса, окна – все было одинаково темного дерева. Одноэтажный, с почти плоской крышей, очень большой, из-за своих размеров казавшийся низким. Здесь вообще не было высоких зданий, весь город тянулся не вверх, а вширь. Этот особняк был их клубом. Сверху вывеска, не помню, не то «Мастер», не то «Мистер». Бильярдная, ресторан, гостиница и пара офисов. Здесь они собирались и для принятия важных решений, и просто отдохнуть. Это было их место.
На террасе их было семеро, трое зрелых мужчин, которые издали «учуяли» меня, и четверо волчат лет восемнадцати что-то оживленно обсуждали. Они были очень разные, но всех их объединяла какая-то неслышная красота.
***
Вообще, все волки по-своему красивы, хорошо сложенные, стройные, темноволосые и темноглазые. И почти всегда в черном: черные джинсы, рубашки, футболки. Они любят черный цвет. Их поэтому путают с мафией, с гангстерами. Но если послушать или просто всмотреться в их лица – не много общего с мафией. Нет ни злости, ни агрессии, ни страха, они открыты, благородно гармоничны, они в мире с собой. И безумно любопытны. Смелы до безрассудства, но не злы. Пока не окажутся в ситуации, когда их заставляют делать что-то, чего они не хотят. Вот тогда они могут быть смертельно опасны. Наверное, за это люди и прозвали их волками: «кусаются» они. А еще за то, что живут «стаями», и общаются чаще всего с себе подобными. Ну так это естественно: всем хочется общаться с себе подобными, а волки имеют смелость делать то, что им хочется. И умеют это делать. Умеют учиться, достигать, у них есть цель и смысл. И они потрясающе умны. Они любят учиться, любят загадки. Непознанное не пугает их, а возбуждает творческий интерес. Блестящие ученые, философы, великолепные музыканты. Красивые, благородные лица, ясные глаза. Как не восхищаться?
Но люди их не любят. Опасаются, уважают, завидуют, восхищаются, обсуждают, – но не любят. Не принимают. Сложно принять того, кто лучше тебя, да еще и не управляем.
А они любят людей, и не «с гречневой кашей», а искренне любят. Только скучно им с людьми. Вот и держатся своей стаи.
К нам, изначальным, волки относятся с величайшим почтением, это у них в культуре, и с восторженным интересом – это реакция. На загадку, на непознанное. Только волк эту загадку сразу разгадать пытается, понять, описать, объяснить и упорядочить. (Вообще, их любимое занятие, по-моему, из хаоса порядок создавать. И чем больше хаос, тем интереснее, тем сложнее и многограннее структура получается.) Волк пытается познать непознанное. А изначальный в нем живет. Волк узнаёт, а изначальный Знает. Волк порожден человечеством, а изначальный… Волки молоды, они появились несколько тысяч лет назад. А изначальные… Помнят рождение Вселенной. Не все, конечно. Как есть нереализованные волки (но это большая редкость), так есть несостоявшиеся изначальные, и таких большинство. Ведь изначальные рождаются среди людей. И потом им еще нужно стать изначальными, состояться. Огромное количество изначальных так и не поняли, кто они. Но тот, кто понял и пошел вглубь себя, тот может со временем состояться как изначальный.
***
Я не спрашиваю себя, зачем я сюда иду и что я здесь найду, вопросы не нужны. Каждый шаг сообщает, что я иду правильно, я должна быть здесь. Я Знаю. И я лечу навстречу неизвестному событию, которого ждала целую вечность, ждала даже во сне.
Я быстро поднимаюсь по ступеням и иду по террасе мимо этих семерых мужчин, которые замерли и наблюдают за мной, прислушиваясь, как прислушиваешься к красивой музыке, вдруг зазвучавшей где-то вдали. Они видят меня и видят такой, какая я сейчас, наполненная своей изначальной силой, для видящего это восхитительное зрелище, и юноши смотрят во все глаза. Но старшие сосредоточены, прислушиваются не только ко мне, они слышат: я несу в себе Событие.
На противоположном конце террасы появляется подросток лет семнадцати. Появляется как-то сразу, влетает по ступенькам, будто на крыльях. Растрепанные волосы, распахнутая рубашка черного шелка, ошеломленные глаза. Видит меня, останавливается, осторожно ставит в угол бильярдный кий, и уже спокойно идет навстречу. Проходит мимо, не глядя, и как бы случайно слегка касается локтем моего плеча. Вот шалопай! И вдруг… Что-то случилось. Что-то пришло. Я не могу двинуться дальше, следующий шаг будет неправильным. Шаг «от» него – неправильно, бессмысленно, потеря, горе, вечность ожидания, сон, пустота. Любой шаг «от» него ведет к потере смысла. Поворачиваю голову. Он стоит за мной. Ждет. Улыбается. Радуется. Ему просто хорошо. Он спешил, он несся. Он рвался на части. Он звал, он искал. И он спешил сейчас, очень спешил. Теперь он пришел. Он успел. Теперь ему хорошо. И спокойно. И до чертиков весело. И он не хочет знать, он – от рождения влюбленный в непознанное – не хочет знать сейчас. Он хочет только одного: быть здесь. Потому что здесь я. Ходит вокруг. Улыбается. Незаметно опускает голову к моему плечу и… не коснувшись, убирает – играет. Заглядывает в глаза – спрашивает. В глазах пляшет бешеная радость. В глазах – вселенная. МОЯ вселенная! И мы оба уже знаем. Но я должна спросить – так нужно. А он должен ответить. Я спрашиваю: «Хочешь уйти со мной?». Торжествующий взгляд на меня: «Идем!» — он хватает меня за руку, и мы прыгаем со ступенек. В зеленую траву. В утренний город. В синее небо…
***
Помню широкий мост через реку, очень красиво изогнутый, по берегам зелень, деревья, дальше особняком стоящие современные красивые строения, не ясно, что это – библиотеки, музеи или рестораны. И дальше город: свободное, просторное, открытое пространство, открытое безоблачное небо. Город молодой – все здания современные, практически новые. Но очень много зелени. А вокруг города лес. Свободно. Здесь везде как-то чисто, светло и свободно. И тихо. Редкие пешеходы, на дороге ни одной машины. Только легкий ветер и плеск волн.
Мы поднимаемся на мост и почти сразу останавливаемся. Он, улыбаясь, старается поймать мой взгляд. И вот… И город исчез, мост исчез. Есть только мы, но непривычные мы, это непривычно и для меня и для него. И это будоражит. Юная светлая радость обретения, встречи с любимым, безумствующая радость. И бесстыдное вожделение. И откровенное счастливое «да» на каждый немой вопрос. Не нужно ничего скрывать – мы уже есть друг у друга. «Ты — моя» — не вопрос, утверждение. «Да!» И счастье. И, боже, какой восторг в ответ! «Ты — мой» – «Да!». «Навсегда» – еще утверждение. «Навсегда!». И мы, вцепившись взглядами, с восторгом молодых котят, до одури носящихся друг за дружкой и одурманенных собственной игрой, несемся сквозь этот город, сквозь это время, сквозь этот и тот мир, заполняя их первым, небывалым, но теперь навсегда живущим в них обоих счастьем. Счастьем НАШЕЙ встречи. Господи, неужели же может быть так хорошо! Все мое непознанное, все мое изначальное, о чем я еще не знаю и не догадываюсь, все здесь, в его глазах. Он видит меня всю. Он открывает мне меня. Я есть, когда он смотрит так. Беснуется радость, безумствует Жизнь, переливаясь из глаз в глаза. Уносит разум. Уносит нас. Это случилось. Это произошло в реальности. Мы есть друг у друга. Мы открыты друг другу. Мы вливаемся друг в друга. Мы вместе. Здесь, на этом мосту, в этом времени, в этом городе, происходит событие. И будет происходить всегда. Событие – это мы. А все, что могут видеть прохожие: двое очень красивых от счастья людей – женщина и юноша – держатся за перила и улыбаются друг другу.
***
Не знаю, сколько времени это длилось – два часа или два месяца – совсем не знаю, время шло по-другому. Но в какой-то момент это закончилось. Вернее, не закончилось, но стало другим. Мы стали едины.
И мы пришли к его отцу. Тот же деревянный особняк, мы поднялись на террасу и вошли в одну из множества незаметных дверей. Это была небольшая комната, что-то вроде офиса: низкий потолок и стены из темного дерева, стол с компьютером, черной кожи кресло у стола и такие же диваны вдоль стен. На стенах – ничего: ни календаря, ни картинок, ни символик – вообще ничего. Странный офис.
В комнате было несколько человек из его стаи. Они спокойно расположились на диванах у стен, и, казалось, ждали нас. Среди них две женщины, скорее всего – мать и бабушка. Женщины молчали, они Слушали. Не прислушивались, а Слушали. Слушали так внимательно, что, казалось, их там вовсе нет, лишь иногда в том месте поблескивала радость. Возможно, там были и другие женщины, я их просто не заметила. Отец, вожак стаи, стоял у стола.
***
Он поднимает голову и смотрит на нас. Мы трое в центре этой странной комнаты. Мы очень спокойно говорим… или не говорим, а если и говорим, то что-то не значащее, диалог происходит в другом мире. Он смотрит мне в глаза очень внимательно, в глазах – ничего: теперь и он Слушает. Я даю ему деревянную шкатулку, очень древнюю вещь с какими-то письменами на каждой стороне. Шкатулка настолько древняя, что знаки на ней сначала видны, пока он их читает, потом начинают исчезать, стираться, распадаться, и вся шкатулка как будто рассыпается, и у него в руке остается круглый золотой медальон, похожий на большую монету. Она сияет, как новая, это выглядит странно из-за ветхости ее «упаковки». Отец вертит монету в руке, он рад, как ребенок новогоднему подарку, затем прячет ее в снова появившуюся непонятно откуда шкатулку, и с довольным видом сует в карман. Поворачивается к нам и смотрит уже не мне в глаза, а куда-то в пространство между мной и его сыном. Смотрит долго, внимательно. Он прощается с сыном. И прощается с нами. Навсегда.
***
Моя человеческая часть всегда удивлялась, что прощался он без грусти. А только с радостью и даже с какой-то отцовской гордостью. Отец всегда знал, что его сын не останется в стае, его сын – другой, это было видно с раннего детства, и это знали все. Сын был слишком ярким для волков, он слишком любил непознанное. Да и был он каким-то не стайным, всегда сам по себе. Яркий, сильный, не по годам мудрый, но сам по себе. Он был больше, чем стая, и всегда смотрел за ее пределы. Отец понимал, что сын уходит навсегда, единственный сын, наследник его маленького трона, но это неизбежно произошло бы когда-нибудь, и теперь он был рад, что сын нашел свою судьбу и нашел так быстро. Это было важно: волки, рожденные не для своей стаи и не нашедшие себя – это жалкое зрелище, это сломанные люди и сломанные судьбы. Но волк, которого «увела изначальная» – это совсем другое, это гордость рода! Существовали у волков легенды, что те из них (мужчины или женщины), которых «уводили изначальные», исчезали из стаи навсегда, но потом они проявлялись где-то в истории как очень яркие и значительные личности. И дело даже не в этом. Волк, женившийся на изначальной, считался у них каким-то своеобразным божеством, хранителем рода, залогом процветания и успеха этого рода на долгие времена. Для этого изначальная оставляет отцу амулет. Это не «калым» за сына, не откуп, это дар роду, и дар двоих. Это частица нас, нашей встречи, частица той новой сияющей силы, которую мы порождаем, когда мы вместе. И еще это знак того, что Он всегда будет присматривать за своими, помогать в трудных решениях, когда позовут. Это и есть символ хранителя. Теперь в их клане есть свой хранитель. Так что у стаи, по сути, был праздник. Потом, конечно, была обычная человеческая свадьба. Которая уже ничего не значила, но была приятна.
А вот куда я, еще не состоявшаяся изначальная, «увела» своего влюбленного волка… Не могу вспомнить. Пока не могу. Я плохо вижу другой мир и себя в нем. В человеческом мире я вижу себя, потому что меня видят люди. И вижу такой, какой они меня видят. А в другом… там все не определено. Какой он – МОЙ мир? Не знаю. Ищу. Открываю. Вспоминаю. Вхожу.
