«Состояться»

Роман — погружение

Глава 3. Наше время

Мое время

Осторожно заглядываю в кабинет, чтобы не нарушить творческий процесс. Муж за компьютером уже часов двенадцать. Работает. По себе знаю: если муза посетила, времени не чувствуешь. И отвлекать не желательно. Он заметил меня. Говорит: «Я закончу через пару часов, тут не много осталось, и потом хочу отдохнуть. Давай, посидим вечером на воздухе, коньячку выпьем».

На воздухе у нас есть чудесное тайное место позади дома. Со стороны дороги оно скрыто зарослями шиповника, с другой стороны – скала желтого камня. Скала, обрыв и море. Небольшая ровная площадка у основания скалы, дальше – снова обрыв. Мы не хотели ставить беседку, она нарушила бы волшебство этого уголка. Все очень просто: старый и потемневший от времени круглый деревянный стол и два плетеных кресла.

Сказочно красивый закат. Красно-оранжевые блики и малиново-багровые тени рисуют лес на склонах желтых гор. А дальше – восторг! – низкие далекие ряды облаков переливаются желтым, оранжевым, розовым, фиолетовым, вся эта небесная палитра отражается в спокойном с легкой рябью теплом море, и от этого прозрачная синева воды обретает оранжево-стальной отблеск. Весь мир вокруг красно-оранжевый, это напоминает удивительный сон о какой-то далекой и забытой, но родной планете. Буйство красок и гармонично-правильная красота переходов кажется безумством смелого, но предельно точного, великого художника, который даже в самом бесшабашном кураже соблюдает гармонию не потому, что так надо, а потому, что так есть. И воздух! Свежий и теплый, когда жара уже спала, с запахом моря и легким терпким ароматом прибрежных «просоленных» трав. Когда нет ветра, и медленно с моря поднимается  прохлада и свежесть, пробуждая все желания после сонной и липкой жары летнего дня, наполняя все естество просыпающейся радостью, приглашая тело окунуться в этот воздух и танцевать, кружиться и танцевать, подталкивая взбудораженную душу флитровать с этим нежным морем. Смелость красок и ароматов поднимает в душе веселую пляску непонятых желаний юности.

И проходит. Наступает мое самое любимое время: начинаются сумерки. Темнеет лес на склонах, просыпаются лесные духи, осторожно перешептываются в сгустившемся мраке леса. На наше место, где пару часов назад невозможно было находиться из-за палящего солнца, сверху со скалы сползает глубокая тень. Наш уголок постепенно погружается в темноту. А море сияет. Море сверкает и переливается под косыми лучами заходящего красного солнца, море пылает. И небо, украшенное теперь бледными оранжевыми облаками на своем бирюзовом просторе, само становится отражением моря.

Теперь море глядится в небо. Мне кажется, они влюблены и заняты только друг другом. Они любуются своей любовью, попеременно отражаясь друг в друге и открывая друг другу себя разных в каждый момент времени. Меняется погода, меняется солнце, и они любуются друг другом и не могут налюбоваться. Ведь двух одинаковых моментов в природе никогда не случается, слишком велико многообразие. В каждый следующий момент – мир новый и они новые для себя и друг друга. И каждый миг уходит безвозвратно и никогда больше не наступит. Поэтому каждый миг – это миг новой встречи и миг прощанья с этим только что познанным и любимым навсегда. И они гладятся друг в друга, не отрываясь, не желая упустить ни секунды своей любви… Интересно, это я все еще о море?

Мы молчим, завороженные игрой моря и неба, улыбающихся друг другу едва заметной улыбкой. И незаметно темнота укрывает нас. Духи леса, осмелев в наступающей темноте, устав от скуки дневной жары и порядком выспавшись, резвятся почти у нас за спиной, обнаглевшие от нашего бездействия.

Это самое восхитительное и живое для меня время. Все мое изначальное расцветает навстречу будущим тайнам этой ночи. Лес говорит. Гора отвечает. Мудрая и древняя как сама Земля. Я безумно люблю эту гору. Мне кажется, я родилась в ее глубине. Когда-то очень давно, бесконечно давно. Иногда я чувствую себя как ее, а ее как себя, и тогда мы неразделимы. Я слышу ее мудрую душу, слышу как себя. Даже духи притихли. Они всегда боятся, когда я общаюсь с душой горы. И теперь разбежались. Наконец-то мы одни.

Скоро придет сестричка – Луна. Моя милая прекрасная старшая сестра. Расскажет мне о вечной душе и вечной любви. Я никогда не устаю ее слушать. Она учила меня любить. Учила ждать. Учила Зову. Околдовать и свести с ума – это тоже от нее. Правда, я не горжусь этим. Я была молода и безумна, когда случились такие способности. Я их сначала не замечала даже, и не понимала, что происходит. А потом просто проверяла, как работает. Ничего трагического, слава богу, не натворила, никому не навредила, а так, по мелочи… тупо и бессмысленно. Зов – к Любимому. Через века. Это важно. Это смысл. Околдовать – включить механизм. Это бессмысленно. Мужчины чаще всего теряют разум и превращаются в зомби. Или в животное. Ненадолго, конечно. Но видеть это грустно, неприятно.

Но только не мой муж! Он всегда восхищал меня своей реакцией на мое женское «колдовство». Он не оставался к нему равнодушным, нет! Но он не терял разум. Ему нравилось, он осознанно включался в этот поток, он летел навстречу тайне безумной женской магии, которая обычно отпугивает мужчин. Возможно, тогда он тоже чувствовал себя колдуном. Казалось, он искал этого, как ребенок, который боится проспать Деда Мороза не из-за подарка, а чтобы увидеть чудесное. Открыто и весело. Он не терял – он обретал. Обретал что-то свое, мистическое и сокровенное. И когда он был со мной в таком моем качестве, мне было хорошо: я была собой всякой, но не была безумной, и я не боялась и не стыдилась себя такой, мне было спокойно. Как будто он наделил меня своим разумом, а я его – своим безумием. Я стала более спокойной, а он – более живым. Получается, эти качества меня, которыми я, мягко говоря, не горжусь, с ним и для него имеют огромный смысл. Они нравятся ему. Они дополняют и обогащают его. Они нужны и важны! Для любимого человека, а не для развлечения от скуки.

Муж видит механизмы в людях и в себе, это его дар. Но если манипулировать механизмами других он не может, потому что считает это низким, и вообще сильно расстраивается, когда видит, как рефлексы или комплексы управляют людьми, то со своими механизмами он управляется с огромным удовольствием. Он наслаждается процессом, он выходит «за» механизмы. Потому-то на нем моя магия «работает» по-другому. Во благо.

Теплая летняя ночь. Вышла красавица луна. Светло, как днем. Бездонное ночное небо, богатое яркими звездами. Свежий морской воздух кристально чист. Кристально чисто в голове. И очень тихо. Тишина вокруг. Тишина внутри. И ясно. Все так ясно видно. Это Его время. Время ясного виденья, ясного понимания. Себя и мира. И мы, наигравшись буйством сумерек, теперь можем спокойно поговорить, поделиться обнаружениями, открытиями. Поразмышлять вместе.

Его время

Ночь. Тишина, чистота и ясность. И хороший коньяк.

— Ты прочел мой рассказ «Встреча»?

— Ну… да.

— И что скажешь? Не стесняйся, я не обижусь, если тебе не понравилось. Меня уже все похвалили, я уже ничего не боюсь, но мне продолжает быть нужно объективное мнение. Твое. Потому что для других это – сказка, а ты все это прожил, и сможешь увидеть суть (напросилась на свою голову).

— Ну… оно женское, для девушек, — канючит он. Я вижу: ему неудобно, неловко говорить об этом. Почему? – Я по себе знаю, когда я что-то написал, и оно только-только написано, оно еще мое любимое творение, мне страшно показывать, чтобы не услышать плохой отзыв. И я не хочу тебя расстраивать. Но… ну, не нравится мне такое, ты же знаешь, это девочкам: любовь, морковь, уси-пуси.

— А если на блог выложить, какое впечатление сложится у читателя?

— Э… как бы тебе это помягче… Видишь ли, наверное, ты права в том, что читатель, ослепленный неожиданным откровением мистики отношений, может и не заметить контекста, для него это экзотика, а я так живу. В общем, впечатление об авторе рассказа складывается такое: пишет закомплексованная дэвушка, которая мечтает о принце на белом коне, ну и себя считает далеко не дурой.

***

Ничего себе! Да, теперь понятно, почему ему было так неловко высказать мне свое мнение о моем творчестве. Я тут лопаюсь от восторга, влюбленная в своих персонажей, а, по сути, это выглядит так отвратительно!

Он прав на счет «закомплексованной»: я действительно не уважаю «людей», и в рассказе, и в жизни. Не уважаю и боюсь. А это следствие неприятия чего-то в себе, комплексы. И догадываюсь, что «состояться», значит в том числе принять себя и полюбить, тогда возможно полюбить людей, тогда полюбить весь мир, и тогда стать целой и единой с миром. А еще знаю, что комплексы затмевают разум.

Вот так: в кои-то веки решилась максимально честно описать, как я чувствую на самом деле, взялась за «монументальный труд» по обнаружению себя, «открыть», так сказать, для себя свой внутренний мир, его уникальность, красоту и многообразие, а оттуда вылез такой уродец! И теперь это всем видно!!! Стыд какой.

***

— Да, для меня действительно есть Люди и есть людишки. Причем, первых катастрофически мало. Это больно видеть, так не должно быть. И это та проблема, которая меня беспокоит больше всего. Это не правильно, так не должно быть в устройстве мира, но я это чувствую и вижу в мире. Почему так? А как ты решаешь проблему разделения на людей и «волков»?

— Да я вообще не разделяю людей. У меня нет этой проблемы. Вот у тебя: суперлюди и нелюди. А это все люди. Не парься ты с этой иерархией: кто лучше, кто хуже, кто выше, кто круче. Все – люди. И я – человек. Меня еще в детстве мои родственники достали своим снобизмом: гордость рода, ценность крови.  Я чувствовал, что это разделение порождает только гордыню, новые комплексы, и новые рамки для ума. А ты думаешь, в моей «стае» мало идиотов? Да, у них есть свои «способности», они в чем-то особенные, а в чем-то другом могут быть хуже самого неособенного. Так это у всех людей так. Я – гражданин мира, все! Я – человек. Ты – человек.

Я не люблю «кастовость». В касте человек рождается уже таким. И несет по жизни бремя своей «избранности». А для меня каждый человек – уже изначально «избранный». И когда он ведет себя как нелюдь, меня это расстраивает. И злит. Я считаю, что человек всегда сам виноват во всем, что с ним происходит. Если не понял, значит, не хотел понять, не услышал, значит, не хотел слышать, всегда есть выбор. Потому что каждый имеет свои мозги от природы и способен осознавать все, что делает. Поэтому не уважаю неосознанных, злюсь на ленивых. Но не разделяю. Это зло. Чтобы «состояться» и быть счастливым, нужно искать то, что тебе хочется делать. Творчество решает все проблемы: ищи себя, твори себя, и будешь с ясным умом. Я себя делал сам.

— Понимаешь, эффект ощущения собственной «избранности», мне кажется, случается с каждым, кто заглянул внутрь себя и обнаружил некую запредельность и уникальность своего внутреннего мира. Это ведь есть в каждом человеке – тайна самого себя, просто люди обычно не зацикливаются на этом. Некоторые вообще внимания не обращают, живут здесь, решая свои текущие проблемы, и все. А когда случается почитать что-нибудь такое, как, например, мой рассказ, ощущение своей мистической уникальности вспоминается и отзывается навстречу. Это, кстати, очень живое пространство. Я, когда писала, и после этого еще пару дней ходила как под кайфом, в измененке, в сказке. Потом поутихло. Отпустило. Отправляю рассказ подруге. Проходит несколько часов, и вдруг накатывает тот же транс, я слышу то же самое звучание, только исходящее уже не от меня, а извне, как волной, и я даже знаю, от кого: чувствую особенности этого человека, и вижу черты лица. О, думаю, подруга сейчас мой рассказ читает, видимо, только добралась до компьютера. Так что ты думаешь? Через пять минут звонок от нее: «Я только что прочла… » и так далее.

Человек кайфует, у него всколыхивается все его «изначальное», он с удовольствием отождествляет себя с главным героем, персонажем книги. Лучше сказать «она», потому что произведение женское, тут ты прав, и женщины, отождествляясь с героиней рассказа, вспоминают, восстанавливают и заново переживают свой мистический опыт восприятия реальности (возможно, именно женского восприятия), который им дан от природы, но не всегда осознаваем. Я делаю такое предположение потому, что все мои прочитавшие подруги были увлечены и вовлечены в сказку. В свою сказку – я видела этот эффект. И никто из них не обиделся за все человечество, потому что каждая чувствовала себя главной героиней, то есть, «избранной», «изначальной». А поскольку неприятия себя у нас у всех достаточно, никому и в голову не пришло, что это разделение оскорбительно.

Но оно оскорбительно и несправедливо по отношению к Человеку, и это меня тяготит. Об этом я и хотела поговорить, подумать. Понимаю, что так нельзя, но я так вижу. И что мне с этим делать? И что я за изначальная, если я так вижу людей? Изначальность ведь не в том, чтобы птицей в небе, или платья материализовывать. Изначальность в том, чтобы объять всю вселенную во все ее времена. И все человечество. А как тут объять все человечество, если не принимаешь ни себя, ни большую его часть?

Я поставила себе задачу быть честной с собой. И если отодвинуть в сторону все мои «как надо» и «как правильно», проявляется то, что я старалась не замечать в себе, не дифференцировать: тупо гордыня.

***

И я увидела… Увидела, как я воспринимаю мир. Есть я, великая и прекрасная. Рядом со мной – мой любимый, тоже великий и прекрасный. И остальные люди – где-то там, далеко-далеко внизу, на земле: стадо, сброд, мусор. В этом мусоре большинство – абсолютно никудышные, но попадаются редкие экземпляры, подающие надежду. А я, великая, их лелею и взращиваю. Это моя миссия. Есть, правда, пара человек, которые «планируют» чуть повыше меня (ну, то вообще боги, их качества недостижимы, они такими родились, тут ничего не поделаешь). Они для меня – авторитет, и я у них пытаюсь иногда учиться (зачем учиться, если все равно недостижимо – вот вопрос, иллюзия самосовершенствования подстегивает амбиции?).

***

— Ничего себе, гордыня! Страшно-то как! И противно. И что же не так в моем устройстве? Острый внутренний конфликт, который решается сам на бессознательном уровне очень простым способом: не уважая какую-то часть человеческого в себе, выношу это за рамки восприятия себя, куда выношу? – на всех остальных, в итоге: есть я и пара – тройка таких же «достойных», а все остальные – козлы. Мне, естественно, больно за все человечество и я, «с шашкой наголо», мчусь спасать мир и строить светлое далекое будущее, состоящее исключительно из исключительных людей. Что-то мне это напоминает. Будущее у Стругацких и у Ефремова.

Да и в истории такое уже было: идеальный мир честных альтруистов-коммунистов мы уже строили. В итоге, кстати, разрушили самооценку и парализовали способность принимать собственные решения, волю к жизни и творческие способности у подавляющего большинства населения. И напрочь снесли самосознание. Потому что невыносимо осознавать себя, когда ты не вписываешься в образ идеала. А он физически недостижим, потому что построен на отсутствии внутреннего мира, отрицании своей индивидуальности и уникальности, и дискеритации собственных желаний. Он выхолощен, выбелен и кастрирован. И те, кто в него искренне уверовал, со временем стали чувствовать себя на его фоне полными ничтожествами, недостойными принимать собственные решения и думать собственными мозгами. Осталось найти кого-нибудь более похожего на идеал, более достойного, и его слушаться. И в него уверовать. Так и подались – кто в партию, кто в секту…

Получается, тот, кто пытается изменить мир и построить лучший, просто ненавидит себя? Да-а, «благими намерениями»… роем мы могилу себе. И кого не устраивает человечество, тому с собой надо разбираться? Что-то там древние китайцы говорили: хочешь изменить мир – займись собой (от греха подальше).

Слушай, а вот Стругацкие – у них что, тоже с самооценкой проблемы, если они мечтали о светлом будущем идеальных людей?

— Не думаю. Стругацкие, во-первых, никого не «строили» и ни к чему не призывали. Они думать пытались. И, возможно, как и ты, «выписывались», чтобы понять себя, им болело – они писали. А во-вторых, главный герой у них – не супермен, не полубог с суперсилой. А человек Ищущий. Виктор Банев в «Гадких лебедях», пьяница, ругатель и разгильдяй. Но ищущий, думающий и честный с собой. Писатель (кажется, Сорокин) в «Хромой судьбе», тщедушный, уставший, но, опять же, ищущий и думающий. А этот Писатель у Тарковского в «Сталкере»! Он же вообще только пил, ругался, ныл и ни во что не верил. И во всем сомневался! А «зона» ему позволяла всякое, его выбрала. В «Обитаемом острове» еще веселее, там вообще уже не понятно, что правильно и что не правильно. Самые нормальные люди, это, помнишь, эти «выродки», они еще «хотели странного». Это у Ефремова в «Туманности Андромеды» все такие красивые, аж противно.

— Ну, «Туманность Андромеды» была написана в пятидесятых, это же расцвет советского идеализма! В поздних романах Ефремова уже полегче. Что подтверждает мою теорию о губительной силе идеалов.

— А у Стругацких, мне кажется, как и у меня, идеал человека – это человек Адекватный. Который думает своими мозгами и живет своей жизнью. И «хочет странного».

И еще. Не вижу нечего плохого в «благих намерениях». Какая разница, из каких побуждений, гордыня или творчество, создается что-либо, если это созданное приносит пользу, позволяет людям жить лучшую жизнь, и, в перспективе, стать лучшими. Важно «делать». Человек с гордыней, который ничего не делает для реализации и удовлетворения собственных амбиций,  а сидит и ноет о несовершенстве мира и непризнанности собственного гения, только разрушает себя и окружающим «атмосферу» портит. А человек, который, реализуя амбиции, делает, создает, так он и миру пользу приносит, и сам себя неплохо чувствует. Главное – делать, мы все равно движимы механизмами, гордынями и амбициями, без этого мы были бы такими себе медузами, наслаждающимися солнышком. Поэтому не важно, из каких побуждений делается что-то, если это что-то хорошее, главное при этом не расстреливать одних и не возвеличивать других. Собственно, вся наша жизнь, наша цивилизация, и мы сами сделаны из открытий, обнаружений тех, кто стремился к лучшему.  Как лучшему устройству быта, так и лучшему устройству души.

— Да, я помню, в романе «Трудно быть богом» они говорят о том, что прекрасные люди из будущего такие прекрасные потому, что живут в мире, уже сделанном прекрасным. И сделанном усилиями других, тех, кто жил до них, и кто находил в себе силу и смелость противостоять существующему порядку вещей, быть собой и делать то, что считал важным. По сути, они тоже воспевают человека Делающего.

А, помнишь, в моем любимом «Граде обреченном» — это же апофеоз их творчества — кто оказался «самым нормальным»? – Изя! Такой себе еврейчик, добрый, доверчивый, наивный, вечно грязный, с тремя детьми, вел себя как придурок — это внешнее. А когда в экспедицию вместе пошли, и проявилась его суть, так просто Великая Душа! Он любил людей, и он все время искал. И все время «делал». Это же Изя рассказывал про Храм Человеческий.

Да, убедил ты меня, спасибо, со Стругацкими все в порядке. А то я уже переживать за них начала.

Итак, нет ничего плохого в том, чтобы мечтать о лучшем мире, лучшем человеке и стремиться к идеальному себе, если для этого что-то делать? И если при этом «никого не расстреливать». Не мешать другим «хотеть странного». Потому что есть большая разница в том, чтобы искать свой идеал, строить себя идеальную, и «строить» остальных под свой идеал. Первое — благо, второе приведет со временем к «отстрелу» несогласных.

— В общем, да. Я хочу чего-то лучшего — я это создаю. Для себя. И я это предлагаю, именно предлагаю, а не навязываю или заставляю (если я хочу, чтоб этим пользовались многие).  Если многим это не нравится потому, что не удобно, не понятно, я думаю, как сделать его удобным и понятным. А если не нравится потому, что просто привыкли к старому и не хотят менять, ну что ж, тогда это их право. А я буду пользоваться новым. Допуская, что люди разные и в мире есть место всякому.

— Тогда еще тема для размышления: откуда берутся Изначальные? И как ты такой получился?

— Ну не по «праву рождения», это точно. Иначе я был бы таким же, как вся моя родня. А я – «выродок», и хочу «странного». Да я действительно долгое время считал себя каким-то выродком, все подвергал сомнению, анализу, не признавал ни авторитетов, ни слепой веры.  Пока не узнал, что моя внутренняя философия имеет название «агностицизм», оказывается, это довольно большое течение в философии, и многие умные и интересные люди «склонялись» к такому образу мысли.

А как я такой получился? Мне это видится, как некий «блуждающий ген». Я таким родился. Сколько я себя помню, в моем мировоззрении, мироощущении, в моей внутренней  этике ничего не изменилось. Я делал то, что чувствовал правильным. Когда в детстве начался жесткий социальный прессинг, и от меня требовали делать то, что было несовместимо с моей внутренней этикой, я думал, анализировал, старался чувствовать, и, в конечном итоге, укреплялся, убеждался в том, что так, как я чувствую, самое правильное. Делал глупости, конечно (когда делал, не думая, а шел на поводу у рефлексов), потом наблюдал последствия, делал выводы. За некоторые глупости до сих пор стыдно. Так формировал свою этику. Уже не в ощущении, а в осознании, в виде каких-то собственных законов, правил. То есть, я сам себя сделал таким, каким и был, но был неосознанно, как бы неявленно для себя. Сделал себя из себя. Допускаю, что этическая основа закладывается от природы и воспитанием, но дальше человек сам себя воспитывает.

Среда помогла, да. Меня воспитывали очень интересным образом: очень старались воспитать себе подобие и привить веру в авторитеты, а получалось – наоборот, казалось, все делалось для того, чтобы я не имел авторитетов и полагался только на себя. Да и генетически – тоже большой вопрос: моих способностей ни у кого в роду нет, разве что далеко, у прапрадедов что-то похожее, и то неизвестно толком.

Так что я представляю это, как набор случайностей. Счастливое совпадение: такая генетика, неграмотное воспитание, родительские суперамбиции, катастрофически несоответствующее окружение – все вот так случайно совпало.

Так и Изначальные появляются, наверное, – тоже счастливое совпадение. И «блуждающие гены».

— Мне кажется, надо кому-то очень сильно этого хотеть, чтоб так завернуть столько совпадений, чтобы из этого хаоса и какафонии событий и условий, биологических и социальных, зазвучала не просто музыка, а великая симфония сложилась.

— Не знаю. Я – атеист.

— Атеизм, если перевести, это отрицание Бога (или отсутствие Бога). Ты «веришь» в отсутствие Бога? Агностик ни во что не верит.

— Агностик ни во что не верит и ничего не отрицает, он во всем сомневается. И все проверяет. И даже после проверки все равно сомневается. Сейчас так, а завтра может быть не так. У меня так, а у другого – не так. Агностик «допускает». Я не верю в отсутствие Бога, я сомневаюсь. Я допускаю. Вполне может быть, что Там кто-то или что-то есть, я просто с ним не знаком, нас не представили.

Я верю фактам. И себе. Я есть здесь, в Бытии: факт. Что после жизни – никто не знает. Смутные догадки и легенды – это не факт. Вывод: жизнь одна. А люди не знают, как ее сделать приемлемой, вот и придумывают себе религии с загробным раем и перевоплощениями, чтобы не так обидно было, что живешь бессмысленно и неинтересно. Вместо того, чтобы искать свой смысл и свои интересы. В таком смысле лучше быть атеистом. Чтобы не жить как бессмертный, который может позволить себе тратить драгоценное время жизни на всякую ерунду: потакание механизмам, всевозможные локальные войны за то, кто правее, я имею в виду ерунду для него самого. Если отбросить предположения о рае или перевоплощениях и прочувствовать, по-настоящему прочувствовать единственность, уникальность и конечность себя как бабочки-однодневки, тогда сразу просыпаешься и начинаешь ценить то, что на самом деле дорого. И делать то, что на самом деле важно. В этом смысле атеизм я приветствую как благо. Как агностик, я допускаю, что это может быть и не так. Да это и не важно. Мое предположение наиболее, как бы это сказать, удобное, рабочее, потому что позволяет Жить.  Ведь если жизнь одна и конечна, то Жить надо и Любить надо. Любить всем собою, тотально. Быть честным с собой, поступать соответственно своей внутренней этике, не разрушать себя и других, не наносить вреда. Строить свою жизнь такой, какую хочешь жить. Заниматься творчеством, любимым делом. И не париться. Жить надо здесь и любить надо здесь. Пока это «здесь» у тебя есть. Я – материалист.

— Какой ты материалист, если духов видишь?

— Так они для меня материальны, я же их вижу!

— Смертельная логика! Так любой глюк можно в материальное возвести.

— Не-е, я проверяю! Я сразу, как «видеть» начал, еще в детстве, сперва проверял, где проекции сознания…

— А где – проекции реальности?!

— Ага. Ну, а если без приколов, то все есть проекции сознания…

— Да, это я помню: «весь мир есть лишь творение моего разума, а если Вы со мной согласитесь, то и Вашего тоже» (граф Калиостро, «Формула любви»). Это уже идеализм, причем, крайний идеализм. Неувязочка с материалистом получается.

— А я – агност! Мне «пофиг ваши неувязочки»!

Так вот что я хочу сказать. Я с детства многое «видел». Меня просили посмотреть, я видел и рассказывал, потом проверяли: оказывалось – именно так. Все были в восторге. Я был в большом почете у своей семьи. Потом я подумал, а не могу ли я видеть по-другому? Попробовал. И увидел другое! Я могу видеть то, что я сам захочу. И так, как захочу. Потому и говорил, что все есть проекции сознания: что хотим, то и видим. И я перестал заниматься экстрасенсорикой, и вообще всякой эзотерикой. Решил жить так, как я хочу. Я хотел быть программистом – я стал программистом. Я занимаюсь любимым делом и получаю удовольствие от процесса. И от жизни в целом.

Вот ты говоришь, что ты так чувствуешь. А ты попробуй чувствовать по-другому. Я отказался от своих экстрасенсорных способностей, и не жалел никогда, теперь подвергать все сомнению – мое любимое занятие, это действительно интересно. Так можно отрыть мозг новому. И сохранить ясность ума. Быть адекватным. Адекватных людей я люблю, которые размышляют, а не утверждают, с которыми можно вместе размышлять.

— Хорошо. С тобой разобрались. Давай вернемся к людям. Вот ты говоришь: «каждый человек изначально «избранный», по сути, по природе своей», и ты же говоришь: «кругом одни уроды». Неувязочка. Я не критикую, я хочу понять, как мне принять существующее положение дел.

— Уроды потому, что не хотят быть людьми, плюют на свою «избранность» и живут, «куда течение вынесет». А потом еще и жалуются на жизнь и окружение. Ты же знаешь мою позицию: каждый сам выбирает то, что хочет, и сам виноват, если выбрал не то, что нравится. Хочешь быть человеком – так будь им. Я хочу быть человеком – я веду себя по-человечески. А они, следовательно, не хотят. А как это принимать? – Как данность. Сейчас не хотят, потом захотят. А если не захотят – их право. А нам – лево. Я же не предлагаю расстреливать неугодных. Но и дружить с ними тоже не стану.

— Я тут все пытаюсь анализировать и сопоставлять. Вспоминаю свою юность, свой «бессознательный» период. Я с детства была «далеко не дурой». В восемь лет влюбилась до беспамятства в лермонтовского «Демона», в одиннадцать – зачитывалась романами Ремарка, в четырнадцать перечитала у Ленина все, что нашла (и сделала заключение, что Ленин был величайшим эгоистом: он строил народу то, чего хотел сам, не интересуясь, а надо ли это другим, чем ввергла в ступор учителя литературы). Стихи писала философские, о смысле Бытия парилась, революцию даже делать пытались с «единомышленниками», свергать застойное правительство (это уже в пятнадцать было). Флоид слушала, Бенсона. Ну и много чего еще было: математическая школа, в художественно-театральное поступила. В общем, обрисовала образ: девочка далеко не умственно отсталая и не эмоционально ограниченная. Но если вспомнить, как мы (я с друзьями) вели себя вечером в подъезде! Если кто-нибудь посмотрел бы со стороны – редкостные дебилы и придурки полные! Грубо, бестактно. Меня сейчас это не беспокоит, я понимаю: подростковый нигилизм, самоутверждение, сопротивление социальному давлению и т.п. Я о другом: я помню — мне это не нравилось, я чувствовала тихий налет какой-то гадости, смывалась в субъективное, в стихи и книги, чтобы душа отдышалась, на завтра выходила на улицу – и все с начала. Я не знала, как правильно, почему так, что делать с этим. Ну, и если честно, я и нашла-то себя лет через двадцать. А все это время – искала.

Так я вот о чем: вот смотришь на человека – моральный урод, безнадега полная, а он, может, глубоко в душе прекраснейший из людей, но не знает, как это проявить во вне, и сам от этого страдает. Нас же никто не учил «быть собой». Нет такого предмета в школе.

— Но ты же искала! Ты двадцать лет на это положила. И стала тем, кем стала. Стала такой, какой тебе хочется. Вот я и говорю: каждый человек сам себя формирует (или не формирует – тоже его выбор). А, представь, если бы условия твоего формирования сложились как-нибудь по-другому? Были бы, к примеру, добрые любящие родители, которые были бы для тебя примером и авторитетом. Слушалась бы ты их, жила бы по их наставлениям, и ни о каком самоформировании и речи быть бы не могло. Стала бы ты тем, кем хотела? На самом деле я ничего не утверждаю. Проверить-то никак нельзя. Но как возможный вариант?

— Так что же получается: ныне существующее положение дел в человечестве самое адекватное духу времени и подходящее для развития? И все прекрасно и гармонично в этом лучшем из миров?

— Получается так. У меня, во всяком случае, получается. Я живу в лучшем из миров – моем мире. С лучшей из женщин – моей женщиной. Лучшую из жизней – мою жизнь. И никому не вредя при этом.

А над морем всходило ослепительное солнце! Мы просидели всю ночь. Прикончили коньяк. Прекрасное, свежее раннее утро! Бежать в море! Купаться, плескаться, обновляться. И потом спать-спать-спать. Утро – не наше время.

Виктория Балыкина