Роман — погружение

Глава 5. Свобода

 Я – изначальная, я хочу вспомнить себя. Часть меня вечно живет в бесконечности, другая часть об этом ничего не знает. Я должна стать целой и стать собой. Это моя задача, моя работа. Это мой смысл сейчас. Я проснулась, когда пришло время встречи с любимым. Думаю, у всех разные способы проснуться. Я ощутила себя и ощутила возможность стать целой, когда мы встретились, когда я нашла Его.

И сейчас, погружаясь в себя, я открываю и соединяю.

***

Я просила Луну рассказать мне о Тайном. Луна обронила мне в душу частичку клубящейся боли. И скрылась… Распаковывай сама. Хотела Тайного. Уже большая… Совершенно непонятное, неясное нечто. Глубокое и темное. Оно не спит. Оно рвется. Оно хочет Быть. Оно поет. Я услышала песню.

Бестелесная Айна
С глазами-туманами
Приходила ветрами
Жила ураганами

Бестелесная Айна
С глазами-туманами
Украшала застолье
Сосудами странными

Их вино обжигало
Кровавыми ранами
Их вино полыхало
Желаньями странными

Бестелесная Айна
Покоя не знавшая
С забытьем не знакомая
И от спящих уставшая

Расходилась ветрами
Жила ураганами
Плоть на части рвала
И дышала обманами

Никого ни щадила
Ни Мужа, ни мальчика
Никому не дарила
Надежды обманчивой

Наслажденья не знав
Благодати не ведая
Болью души звала
Только Тайному следуя

И клубится в сердцах
Память Жизни отчаянно
И таится в глазах
Плач души неприкаянной

 

— Кто ты?

— Ты знаешь кто я. Айна. Муза муз. Я – изначальная без тела. Я – чувство. Качество. Молитва. Я – река без берегов. Я – плач души о доме. Я – память звезд о Вечном. И я во всех телах. В телах всех женщин. И мужчин.

— Мужчин?

— У них я проявляюсь по-другому. Твой Музыкант мне хорошо знаком. Мы дружим.

— Чего мне не хватает, чтоб дружить с тобой?

— Немного смелости в Пути. Свободы.

— Как ее найти?

— Ищи, не знаю. Пробуй. На базар сходи.

***

Мы жили тогда в краю величественных гор.

Одна из гор резко обрывается, открывая отвесные глыбы желтого камня. Подножие обрыва – ровная гладкая площадка из желтой глины. С площадки открывается бескрайнее море, лежащее далеко внизу. Край обрыва зарос травой и невысокими кустами. В этой скале когда-то давно удивительные мастера вырубили дом. И не просто жилище, а красивый дом со  множеством комнат, окна которых выходят на море и небо. А дальше вокруг на несколько километров темно-зеленый древний лес. Лес живой, со своей душой, со своими тайнами, сказками, духами, со своим настроением. Узкая желтая полоса-дорога лентой уходит вниз к морю, и дальше сворачивает в курортный поселок, как здесь говорят, «город».

В этом доме мы живем. В нем есть «тайные» комнаты, совсем без окон, глубоко внутри горы. Одну из таких «тайных» комнат мы сделали спальней. Огромное пространство, стены и высоченный потолок – камень этой горы, необработанный, живой. В центре около постели несколько соляных светильников, которые светят сами в себе нежным молочно-розовым светом, вся остальная часть комнаты уходит в черноту. Сюда не доносится ни прибой, ни шум ветра, здесь нет ничего, кроме нас. Вековая безмолвная мудрость гор и тишина. А комнаты с окнами совсем обычные: в кабинете компьютер, в гостиной удобные диваны, кухня, ванная. Сюда какие-то предприниматели провели свет, воду, и пытались продать много лет – место-то безумно красивое, – но покупателей не было. У местных перед этим домом какой-то суеверный страх, а приезжие хотят селиться ближе к морю. Так и стоял дом, ждал нас.

Что-то мне на месте не сидится. Чего-то хочется… Движения. Прогулки? Людей живых увидеть.

— Пойдем сегодня в город?

— Зачем?

— Не знаю. Мне хочется. И на базар зайдем.

***

Больше часа мы спускаемся в город. Сначала через лес, потом по склонам вдоль моря. Мы  не спешим. Солнце жжет, но мы не прячемся. Мы празднуем лето. Вдыхаем морской горячий ветер. Болтаем о чем-то незначительном. А тело! Танцует по горячим камням. Расправляет крылья. Парит вдоль кромки моря, заигрывая с пеной. Ласкает камни и целует травы. И мы, как дети, радуемся солнцу.

Городские улицы пусты. Жара. Народ на пляже или на работе. Зато базар кипит и полон жизни. Здешний базар – место совершенно особенное. Он расположился немного дальше от города, совсем отдельно. Как будто отдельный город. У него свое место и своя особая атмосфера. Особый мир. Он не принадлежит ни пляжу, ни городу, ни лесу, ни горам. Он – вне. Он – между. Сюда слетаются очень интересные личности. Как-то так сложилось, что здесь торгуют только продуктами своего собственного труда.

Нет привычных рядов и прилавков. Торговцы располагаются, как поведет, и ряды больше напоминают причудливые лабиринты, а их изделия переплетаются, образуя неуловимый узор живых сказочных персонажей.

Мы гуляем, теряясь в этом многообразии, и останавливаемся у ресторанчика, который живет в самом центре базара, славится на весь этот край своей необычной кухней и значится любимым местом отдыха многих здешних обитателей. Мне нравится это место. Их чай – просто чудо, вкус очень приятный, но состав угадать невозможно. Хозяин не выдает секрет приготовления, да никто и не спрашивает, всем понятно, что так приготовить может только сам автор. Мы пьем этот особенный чай, отдыхаем, обмениваемся впечатлениями.

И вдруг я увидела Песню! Она носилась над этой пестрой толпой, она кружилась и танцевала. Она заглядывала в глаза, отражалась в них и отражала их. Она запрыгивала в сердца, зажигала их и зажигалась от них. Она грустила с теми, кому грустно. Она любила с теми, кто влюблен. Она преображалась, вызывая в каждом нечто чуть другое, чуть особенное. Но при этом оставалась собой. Ее неизменный, несложный, но очень красивый мотив вызывал и глубокую боль, и светлую радость. Пел юноша. Он играл на электрогитаре невообразимо синего цвета, стоя на одной ноге, подогнув под себя другую и опершись ею о деревянную стену ресторанчика. Стойка с микрофоном, переносная колонка, у ног – шляпа для пожертвований. Пел он хорошо. Было слышно, что он любил эту песню. Космический звон струн разливался по всему открытому пространству, уносился с ветром, возвращался с гор. И горы и небо пели вместе с ним. Но Песня… Я никогда раньше не «видела» песен. Она была живой красавицей, она говорила, она улыбалась, она любила. Она смотрела мне прямо в душу. И вдруг я узнала ее. Я услышала ее несколько месяцев назад, полюбила ее и слушала потом достаточно часто. Но здесь она была другой. Здесь, среди таких ярких душ она преобразилась, она ликовала. Поразительное открытие! Оказывается, некоторые песни – это живые существа, со своим характером, с душой. Они меняются у разных исполнителей и разных слушателей, но при этом остаются собой. Я была знакома с этой Песней. Я любила ее. Не исполнителя. Не автора, хотя к автору я отношусь с благоговением. Я любила Песню. Мы любили друг друга! Я захотела увидеть другие любимые песни. И попала в мир Песен. Мир, который всегда был со мной, во мне, вокруг меня, но я не видела его раньше, только чувствовала. Мир моей музыки, где жили мои любимые друзья. Мне показалось, как будто я когда-то давно отправилась в экспедицию, объездила весь мир, познакомилась и подружилась со многими Песнями, и теперь этот мир у меня есть, я живу в нем, сама того не зная. А еще есть мир моих любимых друзей – книг. Картин. Зданий… Но об этом потом, потом, сейчас пора вернуться на базар.

Баночки с медом, накрытые крышечками из плетеной соломы, переливаются на солнце янтарным светом. Дальше сыр разных форм и оттенков, аккуратно завернутый в мешковину. Развешено вяленое мясо. Вино. Очень изящные сосуды из прозрачного стекла, которые сами могут быть произведением искусства, наполненные винами разных сортов, разных цветов от глубокого темно-красного до прозрачного нежно-абрикосового.

Я долго любуюсь игрой солнечных лучей в прозрачной глубине сосудов. И вижу за ними улыбающееся лицо хозяина всей этой винной красоты. Дедушка с коричневым от солнца и потрескавшимся от ветра лицом, совершенно седой: белые волосы, белая борода. Его кожа напоминает землю здешних виноградников на склонах прибрежных гор – такая же желтая и обветренная, обожженная солнцем и просоленная морским воздухом. Как будто он сам является частью одной из этих гор. Дедушка, а глаза юные, светлые и веселые. Глаза… Что-то начинает происходить. Он меняется: то дедушка, то юноша. И в глазах – космос. Весь космос. И столько любви! Где он взял столько любви? Изначальный. Древний изначальный. Торгует на базаре собственным вином. Предлагает попробовать. Я думаю: «Да я не пью вина», но успеваю смолчать, в ситуации с изначальным лучше не отказываться, он ведь не вино предлагает. А он отвечает: «Ты не то вино пила, тебе сладкое пить не надо, это не твое, твое — сухое». У меня проскакивает мысль, что сухие вина не люблю: кислое, не вкусно. А он опять отвечает: «А ты попробуй», улыбается, протягивает бокал. Я пробую. Вкус терпкий, но приятный: легкий, свежий. Но главное не это: вдруг становится светло и кристально чисто. И радостно. Беззаботно, но не глупо. Легко, свободно, но не отстраненно. Да, такое вино ни в одном магазине не купишь. Щурится хитро: «Теперь знаешь, какое оно – твое?». Такой подарок неожиданный! «Да, — говорю. — Спасибо!».

Мы идем дальше. Посреди «улицы» на высокой табуретке сидит парень и читает стихотворение.  Поэт. Читает свое. В руке истрепанная тетрадка, в которую он изредка заглядывает, но больше размахивает ею. Вокруг собираются люди. Читает искренне, даже немного болезненно. Ритм хороший, стройный, слышна музыка строк. Рифма иногда хромает, но по-другому тут не скажешь, будет фальшиво – «не в рифму, зато честно», и эта искренность звучит ярче и важнее рифмы. Далеко не красавец, с виду разгильдяй, да еще и слегка подвыпивший. Хотя не слегка, а хорошо выпивший. Красивый слог есенинской лирики вперемешку с матом – это нечто! Горящий взгляд, воспаленные глаза, черные круги вокруг глаз – сколько он не спал? Такая открытая улыбка! Сквозь боль. Такая искренность. Такая доброта. Он полностью открыт. Он прозрачен. Он ничего не оставил себе, не припрятал. Он – это то, что он сейчас читает. Какой восхитительный, живой человек! У меня промелькнула мысль, что, наверное, таким был Есенин. Стихи очень хороши и сами по себе, но как читает! Ни слова не запомнила, смотрела во все глаза, наслаждалась этим чудом проявленной живой души.

Заходим в продуктовую лавку. Этот магазинчик отличается качественными и очень вкусными продуктами. У хозяина свое  производство, яства готовятся по особым рецептам, точному выполнению которых сам он ревностно следует. Я заказываю понравившиеся мне и прошу доставить. Продавец оформляет заказ, он мил и вежлив, записывает адрес. Вдруг рука останавливается, он смотрит в написанное, лицо вытягивается. Мотает головой, бормочет извинения, пятится и исчезает в подсобке. На пороге появляется молодой человек лет двадцати пяти, стройный, подтянутый, узкое лицо, черные волосы – в нем есть что-то от испанских тореадоров. Но самое замечательное – это его лицо: глубокий осмысленный взгляд черных глаз и открытая детская улыбка. Легкой спортивной походкой направляется к нам, обходя прилавок. Протягивает руку, здоровается, представляется. Это и есть хозяин. Говорит, что очень рад с нами познакомиться и к вечеру доставит заказ лично. Я уже видела такую реакцию местных, когда сообщала наш адрес: у одних – суеверный страх, у иных – восхищенный интерес. «Да неудобно как-то, — говорю, — чтобы сам хозяин курьером служил». – « О, я с радостью, я давно хотел там побывать, все повода не было».

Выходим из магазина несколько озадаченные. Ну что ж, значит, будем вечером гостя принимать. Интересный парень, хорошо будет познакомиться поближе. И расспросим, наконец, отчего такая странная реакция на наше «место обитания».

И снова окунаемся в яркое многообразие разложенных и развешенных изделий разного назначения. Богатые украшения из бисера, расписанная замысловатыми узорами одежда, стильные плетеные шкатулки и деревянные вазочки, грациозные глиняные сосуды – чего здесь только нет.

Дальше немного в стороне от всех в тени большого дерева расставлены работы художника. Очень необычные, как, впрочем, многое здесь. Но эти работы все-таки отличаются. Они притягивают. Они – как двери в другой мир. И каждая картина – живое существо. Со своей красотой, со своим характером, со своей сказкой. Со своей историей – кажется, целый фильм проходит перед глазами, пока смотришь в картину. Они двигаются, перешептываются, говорят с тобой. Они рассказывают. Мистические полуобразы, полусны, которые оживают в собственной памяти, напоминая нечто давно утраченное или еще не обретенное. И каждая картина – свой мир, очень особенный. Я подумала, что художник должен обладать колоссальной внутренней свободой, чтобы так легко путешествовать, обнаруживая совершенно разные, ни на что не похожие уголки своей души, совершенно разные миры. Все картины объединяет какая-то неуловимая черта, да,  есть общее в технике исполнения, одна рука писала, но не техника, не только явное объединяет, а какая-то веселая светлая запредельность.

Позади этой импровизированной выставки, облокотившись о ствол дерева, сидит длинноногая девчушка и что-то рисует. С виду – подросток, на голове бейсболка козырьком назад, серая рубашка, испачканная кое-где краской, завязана на животе узлом, драные джинсовые шорты, запыленные кожаные сандалии. Наверное – дочь или внучка художника. Такое богатство внутреннего мира может проявить, по-моему, только человек взрослый, состоявшийся, многомудрый. Я спрашиваю, чьи это работы. Девушка оборачивается, улыбается приветливо, откладывает в сторону кисти и поднимается, направляясь к нам. Ветка дерева сбрасывает кепку с ее головы, на плечи спадает копна светло-русых волос, рассыпается по спине, переливаясь золотом в лучах солнечного света. Ах, нет, она старше, возможно, года двадцать три или двадцать четыре. Я успеваю ее разглядеть, пока она пробирается к нам между картин. Высокая, длинные стройные ноги, великолепная фигура, красивые руки с длинными пальцами, загорелая гладкая кожа, длинная гибкая шея. Двигается легко, грациозно и непринужденно. Девушка настолько красива, что я забываю, что я хотела спросить. Лицо ангела: правильный овал, большой рот, аккуратный нос и потрясающие серо-синие глаза, немного раскосые, как у бельчонка. Я впервые вижу женщину такой красоты. Она идеальна! В ней все точно и гармонично. Она может служить моделью художнику, который мечтает написать образ богини красоты. Но это не холодная красота мраморной статуи, где соблюдены точные пропорции, но нет жизни. Она другая, она – совершенство Жизни. Она излучает веселую непринужденность, свободную легкую радость, как смелый весенний ветер, который одновременно свежий и теплый, нежный и сильный. Она излучает свободу. Она – сама Свобода! Поразительно то, что ее, кажется, абсолютно не заботит ее внешность. Обычно красивые дамы несут и преподносят как-то свою красоту. А она, обладая таким богатством, что самые важные «мисс», увидев ее, захотят тут же броситься в море от сознания собственного несовершенства, остается к этому совершенно равнодушной. Ей не важно, как ее видят, ей важно, как видит она. А она живет, по-моему, в другом измерении: в мире этих сказочных картин.

Но я все-таки пытаюсь выяснить, кто художник. Она, немного смутившись, говорит, что это ее картины. Спрашиваю о каждой, прошу рассказать. Она совсем оживает, преображается. Приятный низкий голос. Говорит быстро, даже слегка запинаясь, стараясь успеть за нахлынувшим снова переживанием собственной сказки. Она не задумывает образ заранее. Она создает то, что создается, что просится. Она сопровождает. Проводит. И узнает то, что провела, уже когда работа закончена. Иногда настраивается специально на определенное состояние, как замысел, намерение. Ищет краску, которой хочет это намерение. Замысел ведет и как бы вытекает из-под пальцев. Говорит, что получившаяся работа потом звучит этим качеством и помогает ей вернуться туда, если это нужно, или осуществить замысел.

Рядом с картинами лежат мелкие яркие вещицы, спрашиваю, что это. Камни! Говорит, пошла купаться, понравились камни на пляже, гладкие, интересной формы, загадочной расцветки. Собрала просто так, принесла, пришло в голову расписать один. Положила сушить – купили. Теперь расписывает камни прямо здесь и продает, покупают по несколько штук в день. Неожиданный дополнительный заработок. И удовольствие: пока сидишь, можно заниматься любимым делом.

Прошу рассказать немного о себе. Она не местная, приезжает сюда на лето, здесь хорошо продаются ее картины. В основном, зарабатывает летом. Зимой пишет. Выставляется в галереях и клубах, немного преподает. В общем, ведет обычную жизнь, внешне ни чем не отличающуюся от жизни большинства молодых художников. Но внутренне! Свобода, одетая в тело красавицы.

***

— А девчонка-то – изначальная! – говорит мне муж на обратном пути. — Интересно, она об этом знает?

— Не думаю. И, может, никогда и не узнает. Потому что ее это абсолютно не заботит. Она живет своим творчеством. И это правильно. Для нее. Я так чувствую.

Потрясающий сегодня базар. Уникальная атмосфера свободного творчества. Свободного от рамок привычного, от «как надо» и «как правильно», от запретов и ограничений, от страхов и неловкостей, от неуклюжего, надуманного. Свободного для красоты, для полета души. Такая светлая легкость, кажется, здесь возможно все – любое чудо, любая сказка. Любое невозможное. Удивительное. Особенное. Тайное.

Но так только сегодня. Каждый день базар разный. Да что там каждый день – каждое мгновенье. Удивительное место! Как будто каждый входящий сюда человек меняет, добавляет что-то свое в это пространство, добавляет органично, естественно, добавляет и соединяет. Как импровизация джазового оркестра, где каждый музыкант волен выразить свое чувство, и при этом каждая нота так точно и правильно звучит, отзывается в душе, не противоречит, а дополняет. Как будто все присутствующие здесь рисуют вместе одну картину, каждый своей краской, и все они, не сговариваясь, знают, что делают.

Так вот зачем Айна меня на базар послала. Увидеть, что такое Свобода… Разрешить себе Быть. Быть собой. Быть всякой. Такой, какой хочется, какой «чувствуется» в данный момент. Свобода открыться миру. Петь ту песню, которая просится и льется изнутри. Быть прозрачной, чтобы услышать песню пространства, позволить этой песне оформиться внутри и проявиться в свет. Спеть о Любви, как это делает Луна. Спеть о весне, как это делает сама весна. Спеть цветок лилии так, чтобы все могли почувствовать ее манящий аромат, нежную свежесть лепестков, мгновение ее восхитительной недолговечной красоты. Как это: «нет танцора, есть Танец». Стать этим танцем. Свобода не только в творчестве, но во всей жизни. Свобода Быть.

Чтобы быть изначальной, нужна очень большая степень свободы. И это не обязательно должно проявляться внешне. Внешне можно, и, чаще всего, нужно играть роль. Но чтобы качественно играть необходимую в данный момент роль, тоже нужна внутренняя свобода. И чтобы не заиграться, не забыть себя, увлекшись ролью. Мне кажется, если забыть о всех своих ролях, тогда можно вспомнить себя. Снять все маски, и за масками встретить того, кто играет. Актер. Творец. Родина его: единое Изначальное. Которое может быть всяким. Но не может не быть. И через каждого творящего проявляется в свет по-новому, по-особенному. Проявляет ту часть себя, которой ищет и жаждет актер. Когда желания совпадают. «О, как божественно соединение извечно созданного друг для друга!»…

Виктория Балыкина